СОРОКАЛЕТНИЙ "ВЕЛИКИЙ СТАРИК"

Для людей, близко знавших Эдисона, он был славным и простым человеком, добрым товарищем, юмористом в приятельской компании. Говорили даже о его робости и застенчивости, казалось естественным, что развитию именно этих качеств должна была способствовать глухота на одно ухо, поразившая его в детстве.

Он женился на работнице своей фабрики, и его семейная жизнь протекала уравновешенно - без огорчений и ссор. Он был равнодушен к спиртному и к шумным развлечениям, смеялся над чревоугодниками. Любил, правда, сигары и порой выкуривал до двадцати штук в день, что помогало ему отвлечься от всего суетного и сосредоточиться на главном деле жизни - изобретательстве.

Но Эдисон жил в эпоху формирования так называемой "великой американской мечты", когда поденщики и дровосеки становились президентами, а из разносчиков газет вырастали миллионеры. Идея "selfmade man" (человека, сделавшего себя) была наряду с идеей "make money" (делать деньги) одной из самых привлекательных. Все американские школьники знали чуть ли не наизусть несколько автобиографий-бестселлеров, изданных громадными тиражами и являвшихся нравственными эталонами, - каждая для своей социальной группы.

Для технической интеллигенции таким эталоном стала автобиография Бенджамина Франклина - знаменитого естествоиспытателя, политика и одного из "отцов-основателей" США. Написанная им в преклонном возрасте, она была в значительной мере проникнута духом морализаторства: автор не без лукавства мифологизировал многие события так, чтобы они служили делу воспитания юношества. Хрестоматийным стало описание начала карьеры 18-летнего Бена в филадельфийском издательстве, куда он ежеутренне привозил бумагу в громыхающей тачке и где впоследствии стал преуспевающим издателем.

Родившийся в небедной семье, Эдисон начал свою трудовую деятельность с 12 лет - разносчиком газет. Затем стал телеграфистом-практиком и достиг высочайшей квалификации. А в 22 года оказался буквально в самом пекле одной из знаменитых американских "черных пятниц", во время которой гений биржевых спекуляций Дж. Гоулд создал огромное состояние из множества небольших состояний обанкротившихся неудачников.

Эдисон работал тогда в его телеграфном бюро и, осознав всю значимость информации, быстрее других извещал своего патрона об изменении биржевых котировок. А вскоре он ушел на "вольные хлеба" и занялся усовершенствованием телеграфа. Наверняка тогда же Эдисон понял и то, что владеющий информацией может манипулировать людьми в своих интересах, хотя ему - человеку без средств и без общественного положения - это не могло в то время пригодиться. Но в памяти безусловно осело.

Знакомство с Гоулдом оказалось исключительно важным в биографии Эдисона и по другой - вполне материальной -причине. Полмиллиона долларов, израсходованных им на строительство первой электростанции, были субсидированы именно Дж. Гоулдом и Дж. П. Морганом - совладельцами первой крупнейшей общенациональной монополии "Вестерн юнион".

Эдисон был изобретателем "от бога", а вот бизнесменом он стал "от людей". Окружение буквально кричало ему, что любые изобретения, каким бы высоким помыслам о счастье человечества они ни отвечали, должны приносить ему не только славу в будущем, но и богатство в настоящем. И он культивировал в себе имидж человека, способного все оценить в долларах. "Нахал и проныра", "непокладистый, развязный, видавший виды юнец", "несговорчивый упрямец" - это тоже о нем и тоже от людей достаточно близких.

Существенным для развития событий стало, видимо, и еще одно - уже совсем личного свойства - обстоятельство. В 1886 году - через два года после смерти жены - Эдисон женился вторично. Его избранница была на 18 лет моложе его, происходила из состоятельной банкирской семьи, воспитывалась на поэзии Лонгфелло и Эмерсона, пейзажах барбизонцев, классической музыке великих европейцев. Внешне его жизнь протекала, как и прежде, - просто и размеренно, но общественное положение заметно изменилось. Если уже после тридцати из-за серьезности и ранней седины коллеги называли его "стариком", то теперь все чаще слышалось "великий старик". Во время Всемирной выставки 1889 года в Париже, на которую Эдисон представил удививший всех фонограф - предтечу граммофона, ему с молодой женой на череде грандиозных банкетов оказывали поистине королевские почести. Европа все чаще сравнивала его с Франклином - что могло быть выше и желаннее!

Словом, в ту пору он уже не мог позволить себе не соответствовать имиджу признанного мэтра ни перед миром, ни перед Америкой, ни тем более перед молодой женой. Одно дело было когда-то "давным-давно" проиграть своему ровеснику и к тому же действительно великому изобретателю Беллу, другое - уступить теперь "выскочке и молокососу" Вестингаузу-младшему. Даже ничья виделась ему к этому времени поражением. Только сокрушительная победа. "Карфаген должен быть разрушен".

               КОНКУРЕНТ МОЙ - ВРАГ МОЙ

С 1888 года все технико-экономические аргументы оказались на стороне Вестингауза, и тогда сторонники Эдисона сконцентрировались на одном мотиве - "безопасности населения". Диспут закончился, началась демагогия. К примеру, Эдисон публиковал в научном журнале статью о "безопасном" постоянном токе. А его клевреты в газетах усиливали - "совершенно безопасном". И плавно перетекали к утверждению об опасности переменного тока и ее принципиальной неустранимости. При любых несчастных случаях у конкурента, а они в период становления новой техники неизбежны, таблоиды выходили под кричащими заголовками: "Электрическое убийство", "Очередное тело на проводах. Кто следующий?" и тому подобное. Публику откровенно терроризировали.

В 1888 году Эдисона покинул Тесла, но зато в его лагере появился некто Г. Браун. Это был истинный демагог, готовый на любую оголтелость и гнусность и выступавший, как все классические демагоги, исключительно "в защиту жизней населения". Эдисона он как бы и вообще не знал, хотя было известно, что приборы для "демонстраций" ему безвозмездно предоставляли эдисоновские фирмы.

В своих памфлетах защитник народа начал называть переменный ток уже не просто "опасным", а "проклятым", "мерзким" (damnable), вполне резонно полагая, что эти прилагательные со временем "приклеятся" и к лидерам противоположного лагеря. А как же иначе: раз конкурент - "сатана", то ничего, кроме проклятия, он и не заслуживает.

Одновременно - для демонстрации объективности - был подготовлен законопроект, разрешающий использование в штате Нью-Йорк переменного тока напряжением не выше 300 В и фактически ставивший крест на экономичных высоковольтных линиях электропередачи. Эдисон лично явился в сенат штата для лоббирования этого закона (прежде он такой публичной активности никогда не проявлял). Щадя самолюбие гения, сенаторы надолго загнали законопроект в технические комиссии, где он бесследно "затерялся".

В конце 1880-х годов власти штата Нью-Йорк решили заменить "варварскую" смертную казнь через повешение на "гуманную": придумали электрический стул. Так вот, под влиянием эдисоновцев для этого был избран переменный ток, мало того, на совершение первого акта легальной смерти Браун безвозмездно предоставил администрации штата электрический генератор переменного тока и, конечно, фирмы Вестингауза. Каков ход! В стремлении растиражировать удачную PR-находку Браун разъезжал по соседним штатам, устраивая публичные демонстрации воздействия постоянного и переменного токов на лошадей и собак - с обязательным летальным исходом. При этом умирали несчастные животные, разумеется, только от переменного тока. Циничный натурализм этого многосерийного триллера вызывал возмущение граждан, но все же шли и смотрели. И раскрутись этот "проект" лет на триста раньше - гореть бы Вестингаузу на костре инквизиции, а случись все это лет на сто позже - стал бы он банкротом.

Но то была золотая пора свободной американской конкуренции. Обывателя куда сильней возбуждало снижение цен на электроэнергию переменного тока, чем его "мерзостность". Публика все больше охладевала к Брауну, начали раздаваться голоса протеста.

И все же противостояние продолжалось еще несколько лет - работали авторитет Эдисона и инерционность общества. Но игра уже шла в одни ворота: без особого труда Вестингауз выиграл контракт на освещение Всемирной выставки 1893 года в Чикаго. Однако главной приманкой оставалась "стройка века" - электроэнергетический комплекс на Ниагарском водопаде. Он включал в себя не только собственно ГЭС, но и линию передачи энергии в индустриальный Буффало протяженностью 35 км.

В поддержку постоянного тока, вернее - против переменного, действовали самые разные, больше субъективные, обстоятельства. Один из экспертов конкурсной комиссии был учеником Эдисона и поддержал его, что называется, не глядя. Мало того, в качестве председателя комиссии привезли из Европы стареющего У. Томсона (будущий лорд Кельвин) - знаменитого и, несомненно, авторитетного физика. В ту пору он очень увлекался изобретательством и тоже поддержал Эдисона, близкого ему по стилю работы. А поскольку в области переменного тока доминировала тогда Европа - с трехфазной системой Доливо-Добровольского, то против переменного тока выступили и американские националисты. Но это уже были лишь оттяжки во времени: фактически все, даже поддержавшие Эдисона, уже понимали, что с постоянным током кашу не сваришь.

В конечном счете генеральным подрядчиком стала компания "Вестингауз", и 6 мая 1893 года Ниагарская система официально перешла на применение переменного тока. Схватка закончилась, "электротехники" победили "электриков". К числу первых относили дипломированных инженеров, прошедших полный курс электротехники, включая соответствующие разделы математической физики. А "электриками" иронично именовали работяг-практиков, "умеющих выполнять отдельные виды электротехнических работ, такие как установка электроламп или звонков и эксплуатация небольших электростанций", а также проявляющих себя в качестве независимых изобретателей-предпринимателей. Эдисон был типичным "электриком", его время кончилось.

Вскоре фирму "Томас А. Эдисон" поглотила компания "Томсон-Хустон ", идущая след в след за Вестингаузом, а образовавшийся концерн нарекли "Дженерал электрик". Новые руководители решительно вычеркнули отовсюду имя прежнего хозяина и еще более рьяно - его идеологию постоянного тока.

А что же сам Эдисон? Была ли вся эта фантасмагория естественной и продуманной реакцией бизнесмена, стремящегося затянуть проигранную партию? (Кстати говоря, конец 1880-х годов принес Эдисону наибольшие в его жизни заработки.) Или это было действительное заблуждение гения, слишком поздно им понятое и ставшее личной драмой, пусть и скрытой от людских глаз? Будь тогда внутри событий кто-то калибра Бернарда Шоу, мы возможно и получили бы ответ на эти вопросы. Но, увы!

Интересно отметить, что в дальнейшем изобретательстве Эдисон уже не поднимался до прежних своих высот, хотя прожил в богатстве и славе до 1931 года. Более того, он не сумел в должной мере оценить открытый им в разгар схватки в 1884 году эффект термоэлектронной эмиссии в вакууме. Поэтому не он, а Дж. Флеминг и Ли де Форест создали на основе этого эффекта вакуумные диод и триод, с чего началась эра электроники.